Правовой нигилизм: понятие, истоки и формы проявления

Истоки правового нигилизма

Правовой нигилизм имеет в нашей стране благодатнейшую почву, которая всегда давала и продолжает давать обильные всходы. В общественном сознании прочно утвердилось понимание права исключительно как веления государственной власти (см. также Понятие права: многообразие определений и единство понятия).

Представления о праве как указаниях «начальства» настойчиво культивировались в народе — то, что исходит «сверху», от властей, то и есть право. Эта тенденция проявляется и сейчас на уровне законодательной власти (например, в интересах власти в ЖК РФ вносились поправки о капитальном ремонте, которые во многом противоречат основам гражданского и налогового законодательства; ужесточается «антиэкстремистское» законодательство, фактически ограничивая конституционные права и свободы граждан, и т.д.).

Подробнее

Не зря говорят: «На Руси всегда правили люди, а не законы». Отсюда — наплевательское отношение к закону как свойство натуры русского обывателя. Расхожими стали горькие слова А.И. Герцена о том, что жить в России и не нарушать законов нельзя. Русский, какого бы звания он ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; совершенно так же поступает и правительство. С этим созвучна и мысль М.Е. Салтыкова-Щедрина: суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения. Историк В.О. Ключевский отмечал, что русская жизнь не знает никакого права.

Известны крайне отрицательные суждения Л.Н. Толстого о праве, который называл его «гадким обманом властей», насилием над личностью. Так что несоблюдение законов — устойчивая российская традиция.

На протяжении длительного времени право в обществе «реального социализма» всячески умалялось, принижалось, в нем не видели истинно демократического и общепризнанного краеугольного института, высокой социальной и культурной ценности. Право, скорее, терпели как необходимое декоративное украшение, формальный атрибут, фасад, свойственный любому «благопристойному» государству. Ведь в сталинской Конституции 1936 г. и некоторых других актах содержались внешне вполне демократические и гуманные нормы о правах и свободах личности, гарантиях ее неприкосновенности, участия в общественных делах и т.д. Действовало социальное законодательство.

Но в целом право считалось «неполноценной и даже ущербной формой социальной регуляции лишь на время и лишь в силу печальной необходимости, заимствованной у прежних эксплуататорских эпох» (Э.Ю. Соловьев).

Сегодня главный источник рассматриваемого зла — кризисное состояние российского общества. Социальная напряженность, экономические неурядицы, распад некогда единого жизненного пространства, сепаратизм, конфронтация властей, морально-психологическая неустойчивость общества и многое другое не только не способствуют преодолению правового нигилизма, но постоянно воспроизводят и приумножают его. Сложились идеальные условия для тех, кто не в ладах с законом, у кого на первом плане эгоистический интерес.

Правовой нигилизм — продукт социальных отношений, он обусловлен множеством причин и следствий. В частности, он подпитывается и такими реалиями наших дней, как политиканство и циничный популизм лидеров всех рангов, борьба позиций и амбиций, самолюбий и тщеславий. Дают о себе знать эгоизм и властолюбие старой и новой бюрократии, некомпетентность и бестолковость чиновников. Последнее — традиционно больное место нашей государственности. Пушкинское «он чином от ума избавлен» подтверждается на каждом шагу. Полузнайство, невежество, дилетантство разрушают всякую правовую ткань, любые разумные юридические установления.

На личностном уровне правовой нигилизм выступает в двух качествах:

1. 1. как состояние умов, чувств, настроений и
   2. как образ действий, реальное поведение.

Последнее — индикатор вредности и опасности явления. Поступки — плоды помыслов, поэтому именно по поступкам можно судить о реальном наличии и последствиях правового нигилизма. Он может быть активным и пассивным, стойким и спонтанным, постоянным и ситуативным, проявляться в виде простого фрондерства, иметь личные причины, когда, скажем, гражданин недоволен судом только потому, что его осудили, а закон плох потому, что предусмотрел наказание за совершенное им деяние.

Нигилизм возникает и как результат неудовлетворенности субъекта своим социально-правовым статусом, неадекватным, по его мнению, собственным возможностям. В целом нигилизм выступает в теоретической (идеологической) и практической форме. Он различен в различных слоях и группах общества, зависит в известной степени от таких факторов, как возраст, пол, национальное происхождение, вероисповедание, должностное положение, образование.

Отношение к окружающему миру

Главный герой не верит в любовь, на женщин смотрит только как на живых существ. Любовь для Базарова – это нелепая чепуха, которую придумали романтики.

Негативное отношение Базаров выражает относительно природы. Для него она всего лишь мастерская, в которой главным является человек-работник.

Евгений считает, что наука намного важнее творчества. Так выражается позиция Базарова относительно искусства. По его утверждению, Рафаэль и гроша медного не стоит.

Базаров отрицал не все окружающее, а только то, что не приносит конкретной пользы для человека: природа, искусство, любовь. Большое значение в жизни Евгения имела наука и медицина, которой он посвящает основную часть своего времени.

Что такое нигилизм в современном понимании?

Со времён Тургенева понятие «нигилизм» постепенно приобрело более расширенный смысл. Так, сегодня этот термин употребляется и в философии, и в политике, и в повседневной жизни. Однако на вопрос «Что такое нигилизм?» существует однозначное определение: это мировоззрение, позиция, которая не только ставит под сомнение, но и категорически отрицает общепринятые ценности: идеалы, моральные нормы, формы общественной жизни, общепринятые понятия нравственности. Существует несколько разновидностей нигилизма:

• Моральный нигилизм.
• Правовой нигилизм.
• Мереологический нигилизм.
• Эпистемологический.
• Метафизический.
• Философско-мировоззренческий нигилизм.

Нигилист — это человек, который не признаёт никаких авторитетов, не принимает какие-либо принципы на веру, критикует любую точку зрения, какой бы она ни была.

Моральные нигилисты имеют позицию отрицания как моральных, так и аморальных устоев.

Правовой нигилизм — отрицательное отношение к праву, которое может выражаться в различных степенях интенсивности. Так, выделяют пассивную и активную формы правового нигилизма.

• Пассивная форма характеризуется неверием в правовые возможности. Правовые нигилисты не признают позитивную роль права в обществе.
• Активная форма выражается во враждебном отношении к законам, пропаганде личного мировоззрения среди окружающих людей. Таких граждан можно также назвать анархистами.

Видео о правовом нигилизме

Правовой нигилизм может быть присущ как обществу в целом, так и социальной группе или отдельному гражданину, но никакая из перечисленных категорий сознательно не нарушает правовые нормы. То есть, правовые нигилисты лишь не признают право и не верят в его социальную ценность.

Истоками такого отношения к общеустановленным правовым нормам является недоверие к власти, рассмотрение законов как указаний со стороны правительства. Также причиной развития подобных гражданских позиций может послужить пример безнаказанности должностного лица, расхождение в предписаниях законов с действительностью, порочных действиях правосудия и т. п. Как правило, общественный правовой нигилизм возникает при несовершенном и противоречивом законодательстве, неспособности власти бороться с преступностью, обеспечить гражданам их права и защиту от произвола.

Эпистемологические нигилисты характеризуются своим отрицательным отношением к знаниям.

Нигилизм в России

Нигилизм существует только в России и постсоветских странах. Жителям же западноевропейских стран такое явление не присуще. Формироваться подобные умонастроения начали в 50-60 годах 19 века. Их главные идеологи — Писарев, Добролюбов, Чернышевский. Также некоторые нигилистические черты были присущи и Ленину, хотя жил он в другую эпоху.

Несмотря на то что под русским нигилизмом подразумевалось отрицание Бога, духа, души, норм и высших ценностей, это явления всё же считается религиозным феноменом, поскольку возникло оно на духовной православной почве. Основа чистого русского нигилизма — православное отрицание мира, ощущение мира, пребывающего во зле, отношение к богатству, роскоши, творческому избытку в искусстве и мыслях, как к грехам.

Нигилизм Ницше

Нигилизм Ницше, немецкого философа и филолога, подразумевает обесценивание высоких ценностей. То есть, он связывал ценности и природу человека, который их обесценивает и в то же время всё равно пытается за них держаться. Ницше утверждал, что если человек падает, то не стоит подставлять ему своё плечо. Если человека ударили по правой щеке, то не стоит подставлять и левую. Также он считал, что сострадание является губительным качеством для человека, а потому отрицал сострадание к ближним.

Последствия нигилизма

Сегодня многие спорят, является ли нигилизм болезнью или же лекарством от болезней. Философия нигилистов отрицает такие ценности, как нравственные принципы и духовная жизнь — любовь, природа, искусство. Но ведь человеческая нравственность основана именно на этих фундаментальных понятиях. 

Каждый здравомыслящий человек должен понимать, что в мире существуют такие ценности, отрицать которые невозможно: любовь к жизни, любовь к людям, стремление к счастью и наслаждение красотой.

Как Вы относитесь к нигилистам? Считаете ли Вы Базарова в романе Тургенева настоящим нигилистом? Поделитесь своим мнением в .

Терапевтический нигилизм

Уильям Джонстон. Австрийский Ренессанс. — М.: Московская школа политических исследований, 2004, 640 с.

Литературы об Австро-Венгрии на русском языке, да еще такой, которая давала бы развернутую картину какой-либо из областей ее жизни, очень мало. А книга американского историка Джонстона претендует именно на целостный охват умственной жизни империи Габсбургов, а частично и стран, возникших после ее распада. Основное внимание уделяется плодотворнейшему периоду истории Дунайской монархии: второй половине ХIХ — началу ХХ века, благодаря которому Австро-Венгрия, распавшись, стала фактически родиной современного мира. Это само по себе делает книгу интересной.

На деле повествование сосредоточено вокруг трех центров: Вены, Праги и Будапешта. Все остальное упоминается лишь в той мере, в какой имело отношение к столичным событиям. Обширным, разнообразным и своеобразным окраинам австро-венгерского мира серьезного рассмотрения не достается.

Самое ценное в книге — факты. Это и подробности биографий участников австро-венгерской культурной и социальной жизни, и сведения о различных ее обстоятельствах и особенностях — например, характеристика языковой ситуации в Вене или замечания о психологии диалекта как «одомашнивании» реальности. Одна беда: истолковываются факты из рук вон поверхностно.

Для описания Вены концептов несколько. Прежде всего — «импрессионизм». В устах австрийских интеллектуалов это слово означало созерцательность венцев вкупе с чуткостью к нюансам переживаемого момента. Джонстон же относит к нему все, вплоть до «страсти к поиску скрытых структур» и «способности во всем внешнем обнаруживать┘ скрытый смысл». Так в число «импрессионистов» запросто оказывается возможным включать хоть самого Фрейда.

Далее — «терапевтический нигилизм»: этим термином из австрийской медицинской практики, где он означал доверие к исцеляющим силам природы и минимум вмешательства в организм больного, Джонстон именует тип социальной позиции: наблюдая мир, не пытаться его улучшить. Наконец, словечко «феакейство», взятое у Шиллера и маркирующее любовь венцев к «развлечениям и пристрастие к миру иллюзий».

Многообразие интеллектуальных настроений Праги Джонстон исчерпывает словом «маркионизм», называя именем этой раннехристианской ереси неверие в благость Творца и чувство безнадежности жизни.

С венграми же он разделывается вообще очень лихо. Национальной их чертой, определяющей все остальные, он считает склонность к иллюзиям, а неизбежным ее следствием — увлеченность политикой. Результатом этого Джонстон считает всю венгерскую литературу (якобы сплошь ангажированную), все культурное поведение, а язык и вовсе объявляется источником неискоренимой иллюзорности. А ведь описание социальной структуры венгерской части империи в его книге насыщено фактами более всего.

После всего сказанного автором комплименты, которых он в конце книги удостаивает австро-венгров (им «прежде всего было присуще стремление тщательно и глубоко исследовать процессы» современности, «способность к глобальному мышлению»), выглядят просто необоснованными. Что же до «ныне существующего взгляда на Австрию», опровержение которого Джонстон обещал в первых строках предисловия, он и не думает с ним полемизировать. На шестистах с лишним страницах книги не представлен ни единый взгляд на австро-венгерскую историю, кроме его собственного.

Читать все это на самом деле интересно. Историку при всем своеобразии интерпретаций удалось совместить такие почти не совместимые вещи, как легкость текста и его высокая насыщенность и плотность, приближающаяся иной раз к плотности энциклопедической статьи. Книгу можно сравнить с контурной картой, не вполне точно и не на всех участках прорисованной и бледновато закрашенной: она все же дает представление о контурах, а прорисовывать и закрашивать их дальше читатель может и сам.